Не так давно у меня возникла необходимость встретиться со своим 100рым знакомым. Человек он весьма занятой и с трудом «выкроил» для меня пятнадцать минут – боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше на обед он не тратил:– Приезжай в 13:30. Ожидай в приёмной. Перед обедом у меня совещание, поэтому, возможно, для тебя придется подоожидать некое время. До встречи, – он был лаконичен, как постоянно.
На всякий случай я пришла пораньше. Улыбчивая стройная женщина, сидящая за высоким, необычного дизайна пурпурным 100лом, предложила мне кофе и сказала:
– Я тоже «за»!
– За что? – не поняла я.
– За запрет абортов, – она посмотрела на мою футболку с красующейся на ней надписью.
– Это замечательно! – обрадовалась я.
– Меня зовут Екатерина. Давайте я всё-таки принесу для вас кофе.
– Лучше чай. Зелёный, – уточнила я и села на красный кожаный диванчикчик, 100ящий в углу.
Через несколько минут Екатерина вышла из крохотной кухни, примыкающей к приёмной. В руках она держала круглый поднос, на котором красовалась боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шая красная чашка чая и блюдце с тарталетками. Она поставила поднос на стол и неожиданно села в кресло, 100ящее рядом с чуданом, на котором сидела я. Откинув длинную чёлку, она начала говорить.
История Екатерины
И мать, смеясь, начала мне рассказывать, как она легла в боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ницу – созодать аборт
Мне 39 лет. И я никогда не делала абортов.
Я поняла, что никогда не буду созодать аборт, в 13 лет. Случилось это так: однажды вечером мы с матерью мирно беседовали перед сном – она доглаживала бельё, а я, закончив созодать уроки, прибиралась на своём письменном 100ле. Между делом мы вспомнили прошлый Новейший год, и здесь мать начала мне рассказывать, как она отправила меня в деревню к бабушке на зимние каникулы, а сама легла в боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ницу – созодать аборт. Она говорила мне это, смеясь, а я тоже смеялась, потому что не понимала, о чём она гласит:
– Ты представляешь – просыпаюсь в палате и думаю: ой, аборт проспала! Вскакиваю, бегу, а соседки мне говорят: лежи, дескать, успокойся, уже всё сделали!
– А что такое аборт? – спросила я. Про беременность мне было уже известно, а о том, что означает это слово, я тогда ещё не знала.
Мама, немного смутившись, начала рассказывать мне о том, что есть таковая процедура, называющаяся «прерывание беременности»…
Опосля ее объяснений мне 100ло страшно. Не про100 страшно, а жутко. У меня была истерика. Я прогнала мама из своей комнаты и ревела, ревела, ревела…
Тогда я поняла, что меня родили только потому, что всё совпало: мать была замужем, и возраст подошёл, к тому же до меня никого родить не успели – можно сказать, что я вытянула удачный лотерейный билет. Единственный, выигрышный.
И я поняла, что моя мама могла уничтожить меня так же легко, как убила других своих малышей – моих братьев и сестёр. Хотя, если быть откровенной, я никогда не хотела ни братьев, ни сестер, но ведь убивать – это не выход! Невозможно переотдать никакими словами, насколько жутко мне было выяснить о том, что произошло той в зимнюю пору, когда я была у бабушки и мирно каталась с горки на санках с другими деревенскими детками.
Я боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше не воспринимала свою мама как мама, а только как хладнокровную убийцу
Сейчас то, о чём я узнала, 100ит между нами всегда, даже сейчас – это кошмарно, но с того времени я боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше не воспринимала свою мама как мама, а только как хладнокровную убийцу, со смехом рассказывающую о совершённом волшебствовищном злодеянии.
Я не верю в работу сутками, не верю в унижения ради жилища, в развод ради «лучшей психологической обстановки».
Я до сего времени помню о том, что меня могли уничтожить! Уничтожить ради нового пальто. Ради поездки на море. Ради того, чтобы спокойно закончить университет. Ради того, чтобы выспаться. Ради того, наконец, чтобы жрать побольше колбасы!!
Сейчас такие, как моя мать, говорят о покаянии. Но какое быть может покаяние, если они спрашивают у меня:
– Разумеется, я против абортов, но для чего для тебя ещё один ребенок, в твоём положении?
Я чувствую, что им я и мои детки – как бельмо на глазу: вот этот родился в этот же месяц, когда она решила прервать свою беременность; а этот родился через полгода опосля того, как должна была родить она, если б не абортировала; а этот – ровно через 5 лет опосля того, как она сделала первый аборт. Эти женщины прекрасно понимают, что у их тоже сейчас могли бы быть такие же детки! Могли, но их нет и уже никогда не будет!
А мои детки, несмотря на мою нелёгкую жизнь, со мной. У меня их четыре.
Первого отпрыска я родила, будучи на третьем курсе института, одна. Обычная история: отец моего ребёнка раздумал жениться на мне.
Второго ребёнка, дочь, я родила через 5 лет – когда окончила инстиздесь, вышла замуж и устроилась на работу. Работа была престижная и высокооплачиваемая, но пришлось оставить её, потому что отказаться от будущего ребёнка, преотдать его, уничтожить я не сумелла – у меня и в мыслях такого не было. Но когда я вышла в декрет, супруг начал пить. Он обвинял меня в том, что я не думаю о благосо100янии семьи, – оказывается, он считал: раз он женился на «женщине с довеском», то я сейчас обязана ему по жизни…
Придя из родильного дома в квартиру, которую мы снимали, я увидела пьяную компанию: супругчин и девушек. Я порадовалась, что отправила отпрыска к моей бабушке на время пребывания в роддоме, и прямо с порога поехала к подруге.
Подруга, конечно, не обрадовалась, но на то она и подруга. Пожив у неё три денька с новорождённой дочкой, я немного пришла в себя и всё же вернулась домой.
Через некоторое время наши отношения с супругом более-менее наладились: он стал оставаться с детками, а я начала выходить на работу – вариантов не было: детям был нужен отец, а мне необходимо было работать, потому что, кроме меня, содернажимать малышей было некоторому.
Несколько лет мы жили спокойно, купили машину и приорели небольшой участок земли в Подмосковье, но здесь, словно гром среди ясного неба, – новенькая беременность.
Это была весьма тяжёлая беременность. С самого начала всё было как-то не так, и ближе к середине врачи «обрадовали» меня тем фактом, что я ношу в своём чреве урода. Да-да. Доктор УЗИ (Ультразвуковое исследование — неинвазивное исследование организма человека или животного с помощью ультразвуковых волн) так и произнесла:
Доктор УЗИ (Ультразвуковое исследование — неинвазивное исследование организма человека или животного с помощью ультразвуковых волн) сказала: «Для чего для вас уродец с двумя наговами?» – и протянула маленькую чёрно-белую фотографию
– Для чего для вас уродец? Подумайте о 2-ух своих детях, которые у вас есть! – с этими словами она вручила мне маленькую чёрно-белую фотографию, на которой я не разглядела ничего, кроме 2-ух маленьких аккуратненьких наговок, прильнувших одна к иной.
– Но этот ребёнок – он тоже мой, – возмутилась я. Доктор пожала плечами и ответила:
– Идите к Ольге Степановне, решайте все проблемы с ней.
– Вы можете подробно объяснить мне, какие проблемы у моего ребёнка? – спросила я.
Доктор дескатьчала, уткнувшись в бумаги.
Постояв ещё несколько секунд, я, так и не дождавшись объяснений, вышла из кабинета.
– Плод имеет две наговы, одно тело и некоторые патологии внутрених органов, несовместимые с жизнью. Имеет ли смысл продолнажимать беременность? Ведь ребенка у вас все равно не будет. Плод нежизнеспособен, для него и вам будет лучше, если он не родится, – сказала участковый гинеколог, быстро положивой трубку внутреннего телефона, когда я поднялась к ней в кабинет и протянула результаты УЗИ (Ультразвуковое исследование — неинвазивное исследование организма человека или животного с помощью ультразвуковых волн).
Я, постояв еще несколько минут, сказала, что приду завтра, и вышла из кабинета. Супругу я решила ничего не говорить, ведь он с самого начала был против этого ребенка, потому что относился к нему как к помехе, мешающей мне работать.
Вернувшись домой, я посмотрела на две головки и ещё раз поняла, что не в состоянии уничтожить жизнь, зародившуюся во мне, несмотря на то, что в тот момент я ещё не пришла к Богу.
Кстати, к Богу я пришла месяц спустя, когда бежала по снегопаду бегом, утопая в сугробах, ниоткуну и в никуда. И белоснежный, словно прозрачный храм будто бы встал на моём пути – величественный и огромный, он сказал мне: «Ты пришла!»
Это был самый кошмарный и самый прекрасный денек в моей жизни, поэтому я расскажу о нём подробно. Я, как обычно, пошла на работу, но часов в двенадцать выяснилось, что начальству срочно требуются некоторые документы, находившиеся у меня дома, на дорвеяботке, и в обеденный перерыв я помчалась домой.
Детки были в школе, а супруг, пребывающий в бесконечном поиске работы, утром сказал мне, что якобы движется на собеседование. Но он был дома. И дома он был не один, а с женщиной. И в тот момент, когда я пришла, они находились в нашей постели.
Хорошо, что я не успела даже снять сапоги… Выронив портфель с документами и ключи от машины, я побежала. Вниз по лестнице, позже – вдоль бульвара, потом по улице. Шёл сильный снегопад, и всё вокруг было серо-белым, каким-то однотонным, словно художник, у которого не было никаких красок, кроме белоснежной, нарисовал картину и поместил меня в самый её центр…
И вдруг я увидела этот храм – я даже не заметила, как вошла в занесённую снегом калитку, и чуток не врезалась в одну из усыпанных снегом елей.
Я, спасаясь от этого снегопада, который, казалось, засыпал всё самое прекрасное в моей жизни, вошла в огромную полуоткрытую дверь.
А внутри будто бы светило солнце! Всё было словно золотое! Даже коврики рыжевато-бежево-коричневых оттенков, казалось, отливали золотом. Я села на скамейку. Она оказалась весьма удобной, и только тогда я почувствовала, как устала, и поняла, что у меня немного болит животик.
Ко мне подошла какая-то женщина, которая мыла подсвечники, позже ещё одна. Они накормили меня супом и пирожками и позвали священника – высокого молодого супругчину с бородой, в длинной чёрной одежде, поверх которой была накинута жилетка из овчины.
И я рассказала ему всё о своей жизни, о беременности и о маме. И он меня сообразил – это был первый человек, который меня сообразил, потому что он разделял моё убеждение.
– Оправданий для убийства быть не может. Что бы ни случилось, о аборте даже не помышляйте! – сказал он.
Я слушала, что он говорил мне, и у меня было ощущение, что я – это ссохшаяся земля, не знающая дождика, на которую наконец льётся долгожданный ливень!
Каким бы ни был ребенок, нужно отдать ему шанс. А уж сколько он проживёт… Нужно положиться на Божию волю
– Каким бы ни был ребенок внутри вас, необходимо отдать ему родиться. Даже если он нежизнеспособен, как говорят врачи, тем не наименее нужно доносить его, отдать ему шанс, родить и, если Бог даст, окрестить его. А уж сколько он проживёт – это одному Создателю ведомо, и здесь нужно положиться на Его волю.
Батюшка оставил мне телефон своего знакомого врача, работающего в роддоме:
– Позвоните Дмитрию Алексеевичу, это весьма хороший доктор. Моя матушка у него наших троих деткишек рождала.
Через два часа я вышла из храма совершенно другим человеком. Я спокойно вернулась домой, в нашу квартиру, которую снимала на свои денекги. Супруг был дома один и сделал попытку объясниться, но я, как могла, спокойда и вежливо ответила, что выслушаю его вечером, взяла документы, ключи от машины и поехала на работу.
На работе, на удивление, всё было прекрасно: начальство срочно куда-то уехало, я закончила неотложную работу, доделала текущую и не спеша поехала домой.
Супруг уже забрал малышей и даже покормил их. У меня не было сил на скандалы и выяснения, тем наиболее что в дальнейших отношениях я уже не видела смысла. Не хотя наиболее терпеть предателя и тунеядца в доме, я показала супругу результат ультразвукового обследования и сказала, что все возможные сроки для аборта кончились. Супруг возмутился и начал обвинять меня во всём, в чем только можно, а я включила детям обожаймый мультфильмкинофильм и начала дескатьча собирать вещи супруга, давая осознать ему, что приняла твёрдое решение. Часа через три моему супругу 100ло ясно, что он не сможет убедить меня прервать беременность. Он вызвал такси, брал свои вещи и ушёл.
Прошло несколько недель. Я работала, занималась разводом и, конечно, ходила с детками в храм, к папе Игорю, где подружилась с одинокой пожилой женщиной, живойшей неподалёку, которая вызвалась забирать моих малышей из школы.
Через некое время Татьяна (так её звали), видя, что я не справляюсь с домашними делами и не могу уйти с работы, согласилась подрабатывать по вечерам нашей няней, чтобы я не увольнялась. Я была этому весьма рада: оплачивать услуги няни по вечерам 100ило гораздо меньше, чем содернажимать мужа-бездельника.
В женскую консультацию я боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше не ходила, несмотря на то, что мне регулярно звонили оттуда. Шёл, по моим подсчётам, девятый месяц беременности, и животик у меня был огромный. Ходить 100ло весьма тяжело – я не могла встать с постели, не надев бандаж.
Я помнила о неутешительном прогнозе врачей – о том, что мой ребёнок нежизнеспособен, – поэтому оставлять работу и уходить в декрет не собиралась, про100 попросила у начальника две недели отпуска за собственный счет. Он, будучи немного в курсе моих проблем, мне не отказал.
Чувствуя, что приближаются роды, я решилась и позвонила врачу, телефон которого отдал мне батюшка. Он внимательно выслушал меня и повелел прийти как можно скорее, тем наиболее что в этот денек он находился на дежурстве.
Я позвонила Татьяне и попросила её побыть некоторое время с детками – к тому времени они уже полюбили её, как бабушку. Собрав вещи и приведя себя в порядок, часам к трём денька я была в роддоме. Доктор сначала посмотрел мои анализы и результаты УЗИ (Ультразвуковое исследование — неинвазивное исследование организма человека или животного с помощью ультразвуковых волн), позже брал снимок и куда-то ушёл.
Я лежала и, глядя в потолок, повторяла про себя Иисусову молитву. Вскоре Дмитрий Алексеевич вернулся с двумя врачами: моложавой женщиной в очках и усатым супругчиной лет 5десяти, на нагове которого красовалась белоснежная шапочка с изображенными на ней веселыми барашками.
Их лица были спокойными, а через несколько секунд опосля того, как датчик коснулся моего живота, они 100ли громко смеяться.
Отсмеявшись, Дмитрий Алексеевич произнес:
– У вас всё отлично, мамочка! Два симпатичных молодых человека ожидают своего появления на свет!
– Я этогоденька морду? – удивлённо спросила я.
– Нет, мы должны протянуть ещё немного, чтобы быть уверенными, что у малышей будет нормально работать дыхательная система. Для вас необходимо принимама некоторые препараты в течение нескольких дней. Вы полежите у нас в отделении патологии, а мы будем созодать анализы и готовить вас к кесареву сечению. Операция необходима, потому что детки немного недоношены и оба находятся в тазовом предлежании, к тому же у одного обвитие, поэтому рисковать их жизнями я не вижу смысла.
Я, готовая к худшему, долго не могла прийти в себя от счастья, поверить в то, что у меня будут целых два нормальных ребёнка. Мы с врачом ещё поговорили некоторое время, а позже ему нужно было идти к другим морденицам. В тот денек я осталась в роддоме.
Операция прошла успешно, и у меня появились… два отпрыска
Не буду долго рассказывать – скажу вкратце, что я пролежала в отделении патологии неделю, операция прошла успешно, и у меня появились два отпрыска. Их головки, и правда, были весьма красивой формы – таковой, как на той фотографии УЗИ (Ультразвуковое исследование — неинвазивное исследование организма человека или животного с помощью ультразвуковых волн). Доктор сказал мне, это оттого, что они появились на свет путём кесарева сечения и не были травокмированы родовыми способами.
А ведь мне предлагали их уничтожить…
В общем, две недели спустя я уже начала выходить на работу во второй половине денька, а первую половину денька я каждый денек проводила с малышами, которых отправили в детскую боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ницу «на дохаживание». Впрочем, с ними всё было хорошо, и через четыре недели они уже были дома.
Начальник, узнав о рождении малышей, отдал мне ещё месяц отпуска, но просил появляться на работе хотя бы раз в неделю на несколько часов.
Я наняла няню, которую порекомендовала Татьяна, – это была ее двоюродная сестра Галина: она, проработав всю жизнь в яслях, недавно вышла на пенсию. Мои мальчики были спокойные, и обе женщины прекрасно справлялись и с ними, и с двумя старшими детками, которые уже были боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шие и сами давно помогали мне по хозяйству.
А тем временем меня, разумеется, обсуждали и осуждали все, кому не лень, но я только смеялась в ответ: придя к Богу и получив от Него таковой неожиданный и щедрый подарок, я была счастлива, как никогда! На работе у меня было всё прекрасно, вскоре меня повысили, сейчас часть работы я выполняла дома и появлялась в офисе два-три раза в неделю. Младшие детки росли здоровенькими и радовали меня; впрочем, со старшими тоже проблем не возникало. Иногда я просыпалась ночкой и, глядя на их личики, думала, как скучна и однооразна была бы моя жизнь, не будь у меня моих малышей…
Сейчас у нас всё прекрасно: старшие детки уже совершенно боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шие, а младшие в этом году пойдут в первый класс. Два года вспять мы переехали: наконец нам удалось по субсидии приорести собственную квартиру, а на десяти сотках земли, в Подмосковье, мы строим дом – сейчас детям будет где порезвиться во время каникул! А знаете, кто нам строит дом? Отпрыск нашей няни Галины, одинокий и ещё совершенно не 100рый супругчина, вдовец. Строит совершенно бесплатно. А вчера он сделал мне предложение, и я, честно говоря, весьма обрадовалась, потому что он мне давно уже нравится.
Для чего люди лишают своих малышей жизни? Для чего они лишают себя счастья? Если они скажут, что им было труднее, чем мне, то я не поверю.
***
Екатерина, закончив собственный рассказ, замолчала. Дескатьчала и я – уже одно то, что она работала секретарём у моего однокурсника, которого я помнила принципиальным и даже деспотичным, вызывало уважение и говорило о том, что она человек терпеливый и трудолюбивый. Ведь он был весьма разборчив в кадрах, и люди, не готовые отдавать себя целиком работе, не задерживались у него боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше недельки.
– Ваша история удивительна, – задумчиво сказала я.
Она встала и, улыбнувшись, поставила пустую чашку на поднос:
– Буду рада, если вы напишете о этом.