Оглавление
Всем нам знакомо чувство вины. Но немногие из нас знают о том, в чем его сила и ценность; как отличить мнимую, болезненную, вину от истинной и как их преодолеть. В книге психолога Марины Сульдиной собраны калоритные свидетельства известных мыслителей, психологов и жизненные истории, которые помогают по-новому взглянуть на собственный внутренний мир. Если мы не научимся правильно понимама собственное чувство вины, не попкитаемся распознать, на что оно указывает, нам будет трудно жить осмысленда и счастливо. Исследовать свою душевную жизнь непро100, но интересно. А главное, правильный самоанализ (но не самокопание) подарит бесценные знания о для себя, которые сделают нашу жизнь свободной и ясной, уберегут от серьезных ошибок. Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви “ИС Р17–711-0446”.
Дорогой читатель!
Я с боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шой радостью приветствую вас и приглашаю поразмышлять вместе со мной над непростой, но таковой важной для многих из нас темой — чувством вины.
Когда я писала эту книгу, мне хотелось, чтобы она 100ла для кого-либо проводником в запутанных лабиринтах внутренней жизни, кое-чем вроде фонарика, который освещает дорогу, помогая осознать, где ты находишься и в котором направлении сделать следующий шаг. И если хотя бы в некий степени мне удалось этого достигнуть, я могу считать свою задачу выполненной.
Но перед тем как начать наш важный разговор, мне хотелось бы немного рассказать о для себя.
Это моя первая объемная работа, и, по-видимому, она завершает определенный шаг в моей жизни. Ему сложно отдать однозначную характеристику, но название отдать легко — конечно же, это молодость. Молодость, так же как молодость и детство, — это время накопления. Сейчас впереди у меня зрелость и, если повезет, 100рость — значит, приходит время отдавать.
Но дать было бы нечего, если б не замечательные люди, которые на протяжении всей моей жизни одаривали меня, — без их вклада эта книга не могла бы состояться.
Прежде всего я благодарю моих замечательных учителей, главные из которых — Олег Валерьевич Лукьянов, Татьяна Николаевна Карпунькина и Анатолий Николаевич Кричевец. Они появлялись в моей жизни в разные периоды жизни и разделяйлись — и продолжают разделяться — весьма разным, но, вглядываясь сейчас в обретенные сокровища, я понимаю, что это не только блестящие идеи и мудрые советы, не только знания и умения, да и нечто куда боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шейке, что можно именовать искусством жить.
Отдельда и особенно я желаю поблагодарить моих клиентов — каждого человека из тех, кто обращался ко мне за помощью. Они учили и продолжают учить меня многому, и о этом можно было бы написать отдельную книгу. Именно благодаря моим клиентам я поверила в душевную красоту человека и глубокий смысл происходящего с каждым из нас.
Я от всего сердца благодарю декана факультета психологии Московского православного института святого Иоанна Богослова РПУ иерея Петра Коломейцева за поданную мне идею написать эту книгу. И не только за идею. Если б не его вера, я не решилась бы на такую работу — либо решилась, но значительно позже. За эту поддержку я благодарна и многим моим студентам.
И, конечно, не найдется слов, чтобы поблагодарить моих родителей и близких людей, чья любовь зримо и незримо поддерживала меня на протяжении всей работы. А супругу Евгению и друзьям Марии Нахалматовой и Анне Никитиной я признательна к тому же за продуктивное обсуждение многих тем, изложенных в данной нам книге. Наконец, я сердечно благодарю Анну Симкину и Тимура Щукина за неоценимую помощь в работе над текстом.
P.S.: Имена упоминаемых в книге клиентов, равно как и обстоятельства их жизни, были изменены из соображений конфиденциальности.
Заместо вступления
Запоздание запозданию рознь
Чувство вины… Почему так сложда и одновременно так важно в нем разобраться? Потому что именно вина может рассказать о наших настоящих ценностях и тревогах, о смысле нашей жизни и о том, что мешает нам жить в полную силу.
Если мы не научимся правильно понимама собственное чувство вины, не попкитаемся распознать, на что оно указывает, нам будет трудно жить осмысленда и счастливо.
Исследовать свою душевную жизнь непро100, но интересно. А главное, правильный самоанализ (но не самокопание) подарит бесценные знания о для себя, которые сделают нашу жизнь свободной и ясной, уберегут от серьезных ошибок.
Для того чтобы начать движение в 100рону наиболее глубокого понимания себя, подумаем о том, какой бывает вина. Думаю, все согласятся, что она бывает разной. А это значит, что абсосвирепно разными, иногда противоположными, могут быть способы ее преодоления.
Например, приходилось ли для вас опаздывать? Уверена, что да. И даже те люди, что приучены к дисциплине с детства, нередко испытывали то самое чувство, когда цель еще далеко, а стрелка предательски приближается к часу икс.
Но опаздывать можно по-разному.
Ситуация первая. Представьте, что вы не поспеваете на важную встречу с важным человеком. Быть может, это ваш начальник, покровитель, преподаватель либо научный руководитель. Одним словом, это тот человек, с которым у вас формальные отношения, но он выше вас по рангу, и от него зависят ваше положение, ваш 100тус, ваша самооценка.
В дороге вы чувствуете кошмарную тревогу и прокручиваете перед глазами все возможные варианты развития событий. Быть может, он неодобрительно вздохнет, а может, выскажет все, что о вас думает… И еще неизвестно, что ужаснее. В любом случае его реакция несет угрозу, и для вас нужно эту угрозу как-то смягчить. Поэтому вы заранее представляете для себя, как именда и какими словами будете просить прощения, чем попкитаетесь оправотдаться. Ведь оправдания должны быть максимально убедительными, вескими, даже если вы опаздываете про100 потому, что проспали. Обдумывая все это, вы испытываете целую гамму эмоций.
И вот вы прибегаете на встречу, извиняетесь, оправдываетесь, говорите, что весьма виноваты. Ведь то, что вы испытываете, — это, конечно, вина. Но попробуйте внимательнее проанализировать свои чувства. Среди их наверняка будут тревога, ужас, отчаяние, беспомощность, незащищенность (отсутствие эмоциональной 100бильности), разочарование, досада, уныние, неуверенность, отвращение к для себя. То все есть что угодно, только не сочувствие к тому, кто вас ожидает. Да, если честно, в глубине души вы уверены, что 10 минут ожидания совершенно не катастрофа и обычный человек может подоожидать без серьезного ущерба для себя.
Ваш спутник в данный момент вам не жертва, не тот, кто нуждается в сочувствии и сострадании, а агрессор, несущий опасность, человек, от которого необходимо защититься. И если он действительно выскажет для вас свое неудовольствие, отругает, согласится с тем, что вы виноваты, для вас покажется, что ваша вина многократно усилилась, тогда как усилятся только тревога, стыд и незащищенность. Появится не многоприятное ощущение себя как нажималкого и не многоценного человека. Можно даже сказать, что вы почувствуете себя беззащитным ребенком.
Да, именно ребенок «просыпается» в нас в такие моменты, маленький человек, которым мы были некое время вспять — когда целиком зависели от своих родителей, а потому боялись неодобрения и изо всех сил стремились заслужить их любовь.
Опосля того как неприятная встреча будет закончена и вы удалитесь от своего спутника на безопасное рас100яние, вы можете почувствовать даже нечто, казалось бы, противоположное вине: обиду, неудовольствие, даже неприязнь.
Никакого противоречия тут нет — таковая «вина» действительно нередко сменяется неприятием, а иногда и ненавистью, отвращением к тому, перед кем мы ее только что испытывали. Ужас и беспомощность всегда идут плечо о плечо с отторжением того, кто (либо что) их вызывает.
Сейчас пред100вим другую ситуацию. Вы опаздываете на встречу с близким, обожаймым человеком, с которым у вас доверительные отношения. Быть может, это ваш друг, с которым вы прошли «огнь, воду и медные трубы». А быть может, ваша пожилая и не слишком здоровая мать. Вы понимаете, что она вас легко простит за опоздание и даже не упрекнет, но зная, как нелегко ей будет вас ожидать, вы чувствуете вину и, приехав позже, от всей души просите прощения, 100раетесь загладить вину (она будет еще сильнее, если вы забыли дома телефон и поэтому не сумелли предупредить о своем запоздании).
О страхе за себя, о беспомощности и тем наиболее о неприязни к близкому человеку и речи нет — напротив, ваша любовь в таковой ситуации может даже возрасти. Вы расстроены, но чувствуете себя парадоксально сильным, способным сделать многое для близкого человека.
Сейчас давайте подумаем: насколько серьезно мы провинились в первом и во втором случае?
Думаю, честным будет таковой ответ: мы не весьма уж виноваты ни в первой, ни во второй ситуации. Опозотдать может каждый: в некоторых случаях можно отнести это событие к случайным, не много либо совершенно не зависящим от нашей воли. Если речь не идет о вопросах жизненной важности, то это не преступление, которое расправается законом либо даже общественным порицанием. Среди десяти библейских заповедей нет повеления «не опаздывай».
Другое дело, что и в первом, и во втором случае мы переживаем весьма сильные эмоции. Почему так происходит? Дело в том, что нам важна не настолькоко характерственная оценка поступка, сколько последствия, которые он может повлечь для нас. А последствия, которых мы боимся, указывают на самые хрупкие и тонкие 100роны нашего бытия, на то, что нас боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше всего тревожит. Где тонко, там и рвется. В первом случае наши переживания основаны на страхе и тревоге за себя, другими словами на ощущении неустойчивости, слабости нашей жизненной ситуации; во втором — на тревоге и огорчении за близкого человека, другими словами на любви к нему и на осознании его хрупкости. Подведем небольшой результат этому путешествию в наш внутренний мир.
Существует два вида вины. Одна из их — настоящая, а другая ее только напоминает. Настоящую вину принято называть подлинной либо здоровой. Ту, что кажется виной, но ею не является, — болезненной, невротической. Если мы виноваты перед кем-то (о вине перед самим собой мы поговорим в пятой части нашей книги), есть один критерий, который почаще всего помогает их различить. Испытывая здоровую вину (как во втором случае), мы фокусируем внимание вроде бы вовне, на другом человеке. Переживая невротическую вину (как в первом случае), мы сосредоточены на самом переживании и на для себя.
Прислушайтесь, если в ваших переживаниях есть толика любви и нажималости к тому, перед кем вы провинились, то ваша вина — подлинная. Если же этого нет, то испытываемое вами — не вина, а ее болезненный двойник.
1. О подлинной и двоякой вине
Подлинная вина: сила правды
Неважно какая вина неотъемлемо, интимно связана с переживанием тревоги, а тревога быть может весьма разной. Какая тревога — таковая и вина.
В случае подлинной вины мы можем испытывать тревогу по поводу какого-то ущерба в мире (случившегося либо только возможного), а если точнее, части этого мира, за которую мы ответственны. И это таковая ответственность, которая не навязана нам другими и не отнята у остальных.
Например, доктор несет ответственность за диагностику и лечение своих пациентов. Актер отвечает за плоды своего творчества. Ученый — за результаты своих исследований. Журналист — за достоверность информации, которую докладывает.
Во врачебной практике бывают сложные случаи. Например, когда доктору слишком долго не удается поставить диагноз либо этот диагноз оказывается неправильным. Как досадно бы это не звучало, разного рода оплошности случаются и у весьма добросовестных, компетентных врачей. Если последствия ошибки оказываются печальными, доктор может позже истязаться из-за чувства вины.
Если актер сыграл подлеца, которому подражают миллионы людей, он может почувствовать вину за то, что сделал слишком привлекательный образ.
Если ученый разработал технологию, которую использовали производители оружия, он переживает всякий раз, когда слышит о новейших жертвах.
Если добросовестный журналист вдруг узнает, что запущенная им в медийное прогосударствство информация содержит грубый обман, он может почувствовать угрызения совести за то, что не до конца ее проверил.
Бывает и так, что вина не про100 выражает ответственность, а «выкрикивает» ее, срывает покровы с того, что до сего времени было спрятано. Ведь ответственность может и не осознаваться. В этом случае чувство вины 100новится внезапным сюрпризом и открывает нам глаза на ответственность до сего времени не осознаваемую, глубинную.
Оно указывает на то, что для нас по сути дорого и ценно. Вина вроде бы «будит» человека, заставляя его увидеть, что он вольно либо невольно наносит вред своим собственным ценностям.
Например, молодой поэт воспевает в своих произведениях самоубийство, хотя сам весьма далек от того, чтобы покончить с собой. Он воспринимает собственное творчество как несерьезную игру. И бывает потрясен, когда узнает, что его творение спровоцировало волну суицидов среди молодежи.
Главный смысл вины — отдать нам знать, что пострадало нечто для нас важное, пострадало именно из-за наших действий либо нашего невмешательства. Тревога и ответственность заставляют нас предпринимама какие-то шаги, чтобы по возможности исправить ситуацию. Вина выражает нашу потребность охранять свои ценности, нести ответственность за то, что нам дорого. Именно такую вину можно считать подлинной.
Она может остро истязать, даже ввергать в отчаяние, да и нести парадоксальное облегчение, когда дает надежду на перемены. Здоровая вина — это всегда серьезная сила. Можно именовать ее силой правды. Человек точно знает, что он прав. Прав в том, что так, как случилось, не должно было случиться и что случившееся нуждается в изменении. И эта правда дает ему силы. Их действительно понадобится много — для исправления ситуации, а иногда и для изменения самого себя. В третьей части книги мы подробно поговорим о том, как преодолеть подлинную вину.
Путь Иудушки
Но сила правды быть может направлена не на исправление ситуации, ведь бывает, что оно уже невозможно, и не на самоизменение, а на саморазрушение, на обвинения, из которых нет выхода. Вспомним Иуду Искариота, предавшего Хри100, а потом покончившего жизнь самоубийством (в главе «Два пути к прощению» мы рассмотрим его вину в сравнении с виной другого апо100ла — св. Петра). Либо Порфирия Владимировича «Иудушку» Головлева из знаменитого романа Михаила Салтыкова-Щедрина:
Кошмарная правда осветила его совесть, но осветила поздно, без пользы, уже тогда, когда перед глазами 100ял только бесповоротный и непоправимый факт. Вот он состарился, одичал, одной ногой в могиле 100ит, ан нет на свете существа, которое приблизилось бы к нему, «пожалело» бы его. Для чего он один? для чего он лицезреет кругом не только равнодушие, да и ненависть?.. Иудушка 100нал, злился, метался и с лихорадочным озлоблением ожидал вечера не для того только, чтобы бестиально упиться, а для того, чтобы утопить в вине совесть… Каждый вечер он заставлял Анниньку повторять рассказ о Любинькиной смерти, и каждый вечер в уме его боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше и боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше созревала мысль о саморазрушении. Сначала эта идея мелькнула случайно, но, по мере того как процесс умертвий выяснялся, она прокрадывалась глубже и глубже и, наконец, сделалась единственною светящеюся точкой во темноте будущего» [1].
Иудушка лицезреет, что часть мира, за которую он нес ответственность, — другими словами его усадьба и его семья — пришли в запустение и в случившемся есть только его вина. Но это здоровое чувство вины, «кошмарная правда, осветившая совесть», обращается не на созидание, а на разрушение.
Саморазрушение делает болезненной, невротической ту вину, которая изначально была здоровой. И хотя она имеет хорошие корни, ее нельзя именовать подлинной, равно как и совершенно болезненной.
Назовем такую вину двоякой.
О том, как ее можно преодолеть, мы подробно поговорим в третьей и четвертой части книги. А пока давайте посмотрим, какие еще бывают примеры двойственной вины.
Шестьдесят лет вины
Очередной пример вины, последствия которой нельзя исправить, и никакой выбор не помогает ее утишить, был описан митрополитом Сурожским Антонием.
Некоторое время вспять пришел ко мне человек восьмидесяти с лишним лет. Он находил совета, потому что не мог боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше выносить ту муку, в которой жил лет 6десят. Во время гражданской войны в России он убил обожаймую девушку. Они горячо обожайли друг друга и собирались пожениться, но во время перестрелки она внезапно высунулась, и он нечаянно застрелил ее. И 6десят лет он не мог найти покоя. Он не только оборвал жизнь, которая была бесконечно ему дорога, он оборвал жизнь, которая расцветала и была бесконечно дорога для обожаймой им девушки. Он сказал мне, что молился, просил прощения у Господа, прогуливался на исповедь, каялся, получал разрешительную молитву и причащался, — делал все, что подсказывало воображение ему и тем, к кому он обращался, но так и не обрел покоя. Охваченный горячим состраданием и сочувствием, я сказал ему: «Вы обращались ко Христу, Которого вы не убивали, к священникам, которым вы не нанесли вреда. Почему вы никогда не подумали обратиться к девушке, которую вы убили?» Он изумился. Разве не Бог дает прощение? Ведь только Он один и может прощать грехи людей на земле… Разумеется, это так. Но я сказал ему, что если девушка, которую он убил, простит его, если она заступится за него, то даже Бог не может пройти мимо ее прощения. Я предложил ему сесть опосля вечерих молитв и рассказать данной нам девушке о 6десяти годах душевных страданий, о опу100шенном сердце, о пережитой им муке, попросить ее прощения, а потом попросить также заступиться за него и испросить у Господа покоя его сердцу, если она простила. Он так сделал, и покой пришел… То, что не было совершено на земле, быть может исполнено. То, что не было завершено на земле, быть может исцелено позднее, но ценой, возможно, многолетнего страдания и угрызений совести, слез и томления» [2].
Выйти из круга самоовинений и обрести покой нельзя до того времени, пока подлинная вина не будет хотя бы до некий степени искуплена и прощена.
Нас, однако, может удивить, что митрополит Антоний пишет о произошедшем как о грехе. Убийство обожаймой было ненамеренным, оно 100ло следствием ужасающей случайности, нити которой оказались в руках любящего человека. Но из многих высказываний владыки Антония следует, что он понимал грех по-разному, в том числе и достаточно широко. Например, он говорил: «Мы знаем, что стремимся к добру, что мы добро любим, что оно нам представляется прекрасным, желанным; и вместе с сиим, как человек, стреляющий в мишень, может промахнуться, так и мы, стремясь к добру, проходим мимо. Это точный смысл греческого слова амартия (грех): не попасть в цель» [3].
Таковым образом, грехом в широком смысле является хоть какой шаг, последствия которого приводят к злу. Даже если это действие было ненамеренным и повлекло за собой последствия, которых мы не предполагали, нам бывает трудно избавиться от чувства вины. И несмотря на то, что эта вина нередко 100новится весьма мучительной и непродуктивной и нередко обращается в невроз, она все таки является неоспоримым свидетельством нашего неравнодушия к происходящему, нашей готовности отвечать за то, что мир, в котором мы живем, — не такой, каким его задумал Господь. Думается, что именно такую вину и таковой грех имеет в виду митрополит Антоний, рассказывая историю про супругчину, ставшего убийцей своей невесты. И именно в таком, широком смысле, мы будем говорить о грехе в четвертой части, посвященной неизбежной вине.
Пока же, во избежание путаницы, обозначим его как осознанный выбор, противоречащий характерственным законам. Если же зло было причинено ненамеренно, назовем этот шаг не грехом, а ошибкой.
Несмотря на то что случившееся с героем истории, описанной владыкой Антонием, является грехом в широком смысле, мы можем не сомневаться, что вина этого человека была изначально подлинной, здоровой. Тем не наименее из-за своей огромной силы и невозможности искупления она с неизбежностью обратилась в саморазрушение.
Дырка от «вилки»
Антон Павлович Чехов в молодости разрывался между медициной и литературой. Вот выдержка из его письма Н. А. Лейкину, датированного 1883 годом, в котором он с присущей ему иронией пеняет:
[4].
А ах так позже, в 1886 году, Чехов описывает собственный обычный денек:
[5].
Антон Павлович раскаивался в том, что не много внимания уделял литературе, пусть и по уважительной причине:
[6].
Исследовательница чеховского наследия Виктория Чудинова писала, что эта развилка мучила писателя всю жизнь и он «так и не сделал окончательного выбора между медициной и литературой, оставаясь до конца жизни и врачом, и писателем» [7].
Скорее всего, история Антона Павловича показывает нам очередной пример двойственной вины — здорового чувства, которое может перерастать в болезненное. Оно изнуряет человека при необходимости выбирать из 2-ух, 3-х либо наиболее альтернатив. Особенно тяжело, если выбор приходится созодать повсевременно.
Такие «вилки» хорошо знакомы многим из нас. Выбирая что-то одно, мы неизбежно оказываемся виновны перед кое-чем другим. Не много у кого получается организовать жизнь четко, строго распределив собственные силы между разными областями, а даже если это в целом получается, какая-нибудь внештатная ситуация может разрушить заранее продуманный нами план.
Умеренная непродолжительная вина в этом случае полностью естественна. Но иногда страдания 100новятся хроническими, человек «увязает в их», потому что сама ситуация, провоцирующая выбор, не заканчивается. Например, мать-одиночка, которая разрывается между детками, личной жизнью и профессиональной самореализацией, не может по щелчку пальца избавиться от малышей, друзей-мужчин либо обожаймой работы.
Страдания такого человека связаны с тревогой, от которой нельзя избавиться, поскольку никакое решение ее не отменит и даже может усугулупить. Ведь душевные и физические ресурсы ограниченны, а значит, человек не может нести ту ответственность, которую на себя брал. Конечно, сила вины может найти здоровый выход: я смиряюсь с тем, что мои возможности невелики, и постепенно приоретаю мудрость, а значит, могу стремиться к наиболее верному, хотя и не идеальному, распределению сил.
Боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше того, в конце концов, можно прийти к выводу, что разные 100роны бытия иногда не только не мешают друг другу, да и, напротив, взаимно обогащают. По мнению Виктории Чудиновой, Антон Павлович «решил не созодать выбора оттого, что с течением времени ясно осознал, насколько тесно связаны эти две формы познания жизни и человека. Литература помогала сгладить и принять страшные откровенные 100роны человеческого естества, а медицина позволяла увидеть и объяснить те нюансы физического и психического состояния людей, которые человеку непосвященному казались необъяснимыми. Именно поэтому Чехов и на этогодняшний денек остается главным врачом во всей нашей классической русской литературе» [8].
Но иногда человек направляет силу вины на мучительные попытки все-же усидеть на нескольких стульях, что, в конце концов, приводит его к душевному истощению.
Эгоизм либо забота о для себя?
Бывает и так, что нам нужно исправить весьма сложную ситуацию, значимость которой для нас предельно высока. Исправление возможно, но не гарантировано. Однако надежда остается, пусть иногда и весьма слабая. Скажем, женщина пытается спасти смертельно боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ного супруга. Она делает все, что в ее силах и в ее компетенции, но лучше ему не 100новится. Тогда и верная супруга начинает спрашивать себя: «Быть может, я показала его не тому врачу, быть может, неправильно за ним ухаживала, быть может, и заболел-то он из-за меня?»
Другой пример — родители детей-инвалидов. Многие из их находятся в беспрерывном поиске ресурсов и возможностей, которые могли бы посодействовать реабилитации ребенка. Ситуация не завершается, ее важность не снижается со временем, а иногда даже возрастает, и вина 100новится весьма навязчивым, весьма недоброжелательным спутником жизни — она постоянно «спрашивает» у родителя, что он еще не сделал, что еще не попробовал. Эти переживания истощают, иногда до максимума.
Человек вкладывает множество сил и расходует себя, не жалея, не замечая, что сам он перестал ухаживать за собой, его здоровье под угрозой, а жизнь превратилась в бесконечную тревогу и бесконечную вину, ведь никогда нельзя быть уверенным в том, что сделал все, что мог. Время застывает, превращаясь в болезненный комок, в кошмарный сон, из которого нельзя вырваться.
Таковая вина тоже имеет здоровые корни и выражает меру ответственности человека за происходящее вокруг. Вот только он, погруженный в настолько важное для него дело, иногда лишается способности трезво мыслить, правильно оценивать реальность и свои силы. В итоге истощение 100новится практически неминуемым.
Как и в предыдущем примере, таковая вина направлена на максимальную самоотдачу, но она не учитывает ограниченность ресурсов самого человека, которая 100новится для него очевидной только тогда, когда он «падает без сил», заболевает. Получается, что мы не можем изменить что-то вокруг себя, если не изменились сами, если не осознали, что быть полезным близкому человеку можно, только если у тебя на это есть ресурсы.
Хороший текст-иллюстрацию я отыскала на одном англоязычном сайте. Его создатель постоянно живет с близким человеком, имеющим серьезные психические расстройства. С течением времени он выработал себе несколько правил выживания, и одно из их мне показалось особенно принципиальным.
«Я выучил, что мне нужно заботиться и о для себя тоже.
Вы можете подумама, что это нечто само собой разумеющееся, но мне нередко приходится напоминать для себя о том, что мне нужно время и прогосударствство, чтобы собрать себя воедино.
Иногда я так застреваю в роли кормильца, что забываю отдохнуть, сделать глоток воздуха, сделать то, что необходимо для моего здоровья. Я забываю, что мне позволено наслаожидаться собой. Я забываю, что мне можно отступить и поухаживать за самим собой.
Забота о для себя весьма важна, вне зависимости от того, через что вы проходите; и она жизненно необходима тем, кто пытается заботиться о других. Может казаться, что это эгоистично — провести денек хорошо, в то время как твой обожаймый человек лежит в постели, пытаясь справиться с болью (неприятного сенсорного и эмоционального переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани или описываемое в терминах такого повреждения). Вы даже можете почувствовать некоторую вину. Но никому не будет лучше, если вы начнете проваливаться в зыбучие пески отчаяния — ни для вас, ни вашим возлюбленным.
Что в последнее время вы делали себе? Забота о для себя — это не эгоизм. Это психологическая необходимость» [9].
Я постаралась описать самые калоритные примеры из возможных вариантов двойственной вины. В данной нам книге мы будем не раз к ней ворачиваться.
2. Вина как невроз
Без вины виновный
Прежде чем переходить к описанию болезненной, невротической вины, расскажу для вас одну короткую, но довольно показательную историю из моего юношества.
В летнюю пору, опосля окончания шестого класса (мне было одиннадцать лет), я, как обычно, гостила у родных в маленьком городе сельского типа. Там я чувствовала себя вольготда и практически все время проводила на улице с подружками.
Однажды со мной случилась неприятная история. Как-то с одной из подружек мы пошли собирать цветы и забрели к дряхлому дому с разрушенной крышей и заросшим палисадником, который был окружен сломанной во многих местах оградкой. Дом выглядел нежилым, но в палисаднике среди высоченной сорной травы росли какие-то необычные цветочки.
Чуток посомневавшись, мы все таки решили зайти в палисадник, но не тут-то было. Как только мы переступили ограду, из ворот соседнего дома вдруг вышла пожилая женщина и сурово спросила: «Куда это вы? Воровать пришли?»
Мы испугались и здесь же убежали, но на этом история не кончилась. Как нарочно (а быть может, и нарочно), спустя час эта женщина проходила мимо нашего дома и, увидев меня около ворот, сказала, что знает мою бабушку и непременно придет поговорить с ней о моем поведении. Здесь я испугалась не на шутку. Бабушка всегда была весьма строгой, и, если б ей рассказали о том, что я ворую, мне пришлось бы несладко.
Тогда я решила не дожиотдаться неприятностей и объяснить ей, что произошло. Разумом я понимала, что мы ничего плохого сделать не хотели и не сделали, но, как ни государствно, я все равно чувствовала себя виноватой, хотя и непонятно в чем.
Разговор состоялся. В итоге мы с бабушкой решили, что я схожу к данной нам женщине и объяснюсь с ней сама. Что я и сделала.
Разговор с женщиной прошел на удивление легко. Выяснилось, что на деньках у нее украли курицу. И сделали это две девочки. Поэтому когда она увидела нас, то сразу заподозрила, что мы и есть те же воровки. Но чуток пообщавшись со мной вблизи, она поняла, что обозналась, и сразу же смягчилась. Без объяснений она догадалась, что мы приняли дом за заброшенный (она действительно уже давно в нем не жила, но держала во дворе некое хозяйство). Тем не наименее в разговоре с ней я почему-то оправдывалась. И в конце извинилась за происшедшее.
История кончилась как будто бы хорошо, но хорошо ли по сути? Ведь мне пришлось оправдываться не потому, что я по сути провинилась, а для того, чтобы избенажимать заморочек.
Только сейчас я могу внятно описать свои переживания: несмотря на облегчение, я чувствовала себя униженной страхом и необходимостью чувствовать вину и оправдываться. А почему это было необходимо? Потому что у меня не было других способов себя защитить.
Именно защищаясь от тревоги, невиновный человек может взять на себя ответственность. Только эта ответственность не будет присуща ему, не 100нет результатом его жизненного выбора. Она вроде бы «наваливается» на мнимого преступника, порождая в нем чувство вины. Это «чужая» ответственность. Она бывает кем-то навязана, но иногда человек в состоянии тревоги «надевает» ее сам.
Важно, что в глубине души он сопротивляется тому, чтобы ее нести. И это совершенно понятно. «Не своя ноша» «тянет», забирает силы, мучает, а в тяжелых случаях истощает до предела, вызывает отчаяние, чувство бессмысленности жизни. Но иногда эти мучения не останавливают человека, поскольку отказаться от «нена100ящей» вины, от не своей ответственности означает подвергнуть себя еще бо́льшей пытке — сильнейшей тревоге.
Хамелеон и дерево
Невротическая вина не всегда означает, что человек объективно не виноват. Как и подлинная вина, она быть может вызвана реальным проступком либо злодеянием.
Но у здоровой вины, как мы помним, нет никакого другого основания, кроме самого предмета вины, — она помогает нам почувствовать, что в мире происходит что-то не так, мы за это в ответе и у нас, вероятно, есть возможность изменить происходящее. А еще, она может открывать нам глаза на наши ценности, на неосознаваемую ответственность. Если я испытываю здоровую вину, то мне необходимо ее осознать, раскаяться, искупить и получить прощение. Если не получается искупить и простить себя, требуется самоизменение.
Совершенно другое дело — невротическая вина. Она всегда имеет в виду что-то другое, в ее основании лежит то, что не касается предмета вины и порождает тревогу.
Например, молодой человек долго встречается с девушкой, но она, движимая легкомыслием, в конце концов, уходит от него к другому. Юноша чувствует огромную обиду, горечь и… вину. Вме100 того чтобы трезво оценить ситуацию и осознать, что именно характер данной нам девушки стал причиной краха их отношений, он обвиняет во всем себя. Для чего же он это делает, ведь, казалось бы, таковой шаг только усугубляет его страдания? Чтобы справиться с ощущением бессилия, с тревогой по поводу того, что он не никак не может повлиять на ситуацию. Ведь если я виноват, это вроде бы означает, что ситуация поправима. Как досадно бы это не звучало, многие люди годами живут с таковым чувством вины, избегая необходимости посмотреть правде в лицо.
Двойственная вина, о которой мы говорили в предыдущих главках, тоже означает, что в здоровых переживаниях 100ло доминировать что-то «лишнее», уже не касающееся предмета вины.
Это значит, что, если мы желаем посодействовать человеку, который испытывает навязчивое чувство вины, мы должны весьма внимательно посмотреть на тревогу (либо тревоги), которую оно прячет под собой.
Тревога быть может связана с разными аспектами нашей жизни, она имеет разные формы. Ее можно сравнить с нахалелеоном, который легко принимает цвет того дерева, на котором посиживает. Многие наши тревоги «обожают» маскироваться на «дереве» невротической вины. Мы можем практически не замечать их либо не считать основными в нашем переживании. Но от «цвета» тревоги зависит и «цвет» вины.
Если вина изначально была болезненной, невротической, то преодолеть ее можно, только встретившись с той тревогой, которую она скрывает, с тревогой, которую мы иногда отрицаем. Встретиться, осознать, в чем ее сущность, и начать с ней работать.
Если здоровая вина переходит в невроз (100новится двойственной), например, когда «уже ничего не поделаешь» либо «что бы ни делал, нужного результата все нет», если в переживании вины начинает преолаотдать тоска, самоовинение, ненависть и отвращение к для себя, если появляются признаки истощения, депрессии, — в общем, если сила вины разрушает и лишает энергии, — эти внутренние процессы обычно тоже свидетельствуют о том, что человеку нужно разбираться со своей тревогой. С той тревогой, которая делает изначально здоровую вину невротической.
Бегство от свободы
Получается, чуть ли не все мы невротики? Ведь невротическая вина есть практически у каждого! Но в этом нет ничего удивительного, поскольку невроз — следствие глубинной тревоги, неудачная попытка справиться с ней. А тревога — это часть человеческого бытия.
«На первый взор тревога, — пишет богослов Пауль Тиллих [10], — это болезненно переживаемая неспособность справиться с угрозой, заключающейся в определенной ситуации. Однако наиболее тщательный анализ показывает, что тревога по поводу хоть какой определенной ситуации подразумевает тревогу по поводу человеческой ситуации как таковой. Именно тревога неспособности сохранить собственное бытие лежит в основе всякого страха и создает страшное в страхе» [11].
Хотя тревога всегда была спутницей человека, современную жизнь можно, без преувеличения, именовать ее «золотым веком». Ведь в прежние времена у человека была масса способов заглушить либо облегчить ее переживание. В этом ему помогали многочисленные социальные институты: брак, семья, Церковь и остальные.
Они выстраивали человеческую жизнь по определенному образцу, согласно традициям, которые нередко не оставляли места для свободного выбора. Человек жил как предписывалось и чувствовал себя не так плохо. По сути, он про100 не знал, что можно жить по-другому.
Между тем тревога — это симптом, который указывает на какую-то возможность, если не реальную, то, во всяком случае, иллюзорную. Если возможности нет, то нет и тревоги. Если она есть, создается ситуация неопределенности, выбора и ответственности. Нас вроде бы постоянно спрашивают: будем мы что-то предпринимама либо нет?
Именно по данной нам причине тревога наших предков была сведена к минимуму: им всегда было на что опереться, всегда было кому переотдать пусть не всю, но боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шую часть ответственности за свою жизнь.
Этогоденька боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шинство из этих институтов серьезно изменили свои позиции — многие из их потеряли свою безусловную власть над человеческим обществом (мы говорим о европейской культуре), и предлагаемые ими образцы и традиции утратили общеобязательное значение.
Сейчас мы можем выбирать, кем работать, жить с родителями либо в собственном доме, на родине либо за границей, жениться либо нет, рождать малышей либо остаться бездетными, ходить в храм каждое воскресенье либо только по боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шим праздникам, а может, и совсем отказаться от религии.
Мы получили много свободы, но вместе с ней приняли и всю тяжесть ответственности. Сейчас, если мы делаем неправильный выбор, ответственность всецело ложится на нас. Боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше того, число свобод постоянно растет: расширяется информационный поток, и доступ к нему есть практически у каждого, появляются новейшие профессии, возрастает свобода передвижения. Растет и число тревог.
Кроме того, порвав с боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шинством традиций, мы не только потеряли возможность разделить ответственность, да и лишили себя корней — того богатства мудрости, опыта, духовных достижений, которое было накоплено нашими предками. Этот мощный ресурс помогал бы нам кричиентироваться в окружающих нас возможностях, выстаивать перед лицом тревоги. Но мы отделены от него, словно сорванные растения, лишенные источника питательных веществ. В этом серьезная наша неудача.
Как-то я разговорилась с пожилой женщиной в одном обожаймом мною монастыре. Она сетовала на то, что люд наш пал духом, а ведь когда-то все было иначе. И рассказала историю про своего деда. Он был обычным крестьянином, крепчалким русским мужиком. Он работал до последнего, но однажды почувствовал, что пришло время умирать. В тот денек он причастился, потом, придя домой, созвал всех родных, устроил боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шой обед, на котором попрощался с каждым. А опосля обеда лег, предупредив всех, что сейчас будет умирать. И действительно погиб — спокойно отошел к Богу…
Удивительно: русский крестьянин, жизнь которого в бытовом плане была несравненно тяжелее нашей, душевно был во многом здоровее современного горожанина, окруженного благами цивилизации.
По данной нам причине так широко сейчас распространено явление, которое известный психолог Эрих Фромм [12] называл «бегством от свободы». Человеку бывает настолько трудно решиться взять ответственность, что он пытается любыми способами ее дать, выбросить, отшвырнуть. Он нередко прячется за спинами авторитетов, например родителей, учителей либо священников, чтобы позже можно было винить во всем их, а не себя.
Но это самооман. Такое решение этогоденька уже не быть может до конца искренним, ведь отказ от выбора — это тоже выбор, и рано либо поздно нам придется ощутить всю тяжесть собственной ответственности за этот шаг.
______________
[1] Салтыков-Щедрин М. Е. Господа Головлевы [Электронный ресурс] // Интернет-библиотека Алексея Комарова: [сайт]. URL: http://www.ilibrary.ru/text/2173/index.html (дата обращения: 10.05.2017).
[2] Антоний, митр. Сурожский. Жизнь. Болезнь. Погибель. [Электронный ресурс] // Электронная библиотека «Митрополит Антоний Сурожский»: [сайт]. URL: http://www.mitras.ru/illness/a_main.htm (дата обращения: 10.05.2017).
[3] Антоний, митр. Сурожский. О творении и спасении мира. [Электронный ресурс] // Электронная библиотека «Митрополит Антоний Сурожский»: [сайт]. URL: http://www.mitras.ru/besedy/besedy6.htm (дата обращения: 02.06.2017).
[4] Чехов А. П. Письмо Лейкину Н. А., 11 авгу100 1883 г. Москва // Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии). Ин‑т мировой лит. им. А. М. Горького. М.: Наука, 1974–1983. Т. 1. Письма, 1875–1886. М.: Наука, 1974. С. 80–81. URL: http://chehov.niv.ru/chehov/letters/1875–1886/letter-049.htm (дата обращения: 10.05.2017).
[5] Чехов А. П. Письмо Лейкину Н. А., 4 марта 1886 г. Москва. С. 209–210.
[6] Чехов А. П. Письмо Григоровичу Д. В., 28 марта 1886 г. Москва. С. 216–219.
[7] Чудинова В. И. Медицинский ассоциативный фон в произведениях и письмах А. П. Чехова [Электронный ресурс] // ГБУК «Музей книги Чехова»: [сайт]. URL: http://chekhov-book-museum.ru/meditsinskiy-assotsiativnyiy-fon-v-proizvedeniyah-i-pismah-a-p-chehova (дата обращения: 10.05.2017).
[8] Там же.
[9] Finch S. 5 Lessons I Learned As the Partner of Someone with an Invisible Disability [Электронный ресурс] // Everyday feminism: [сайт]. URL: http://everydayfeminism.com/2015/07/partner-invisible-disability (дата обращения: 10.05.2017).
[10] Пауль Йоханнес Ти́ллих (1886–1965) — германецко-американский богослов и философ. Известенок по работам «Супругество быть» (1952) и «Динамика веры» (1957), в которых он анализирует вопросы современной культуры с духовной точки зрения. Как теолог наиболее известенок своим 3-хтомным трудом «Систематическая теология» (1951–1953), в котором Тиллих истолковывает христианские символы как ответы на вопросы человеческого существования.
[11] Тиллих П. Супругество быть // Избранное: Теология культуры. М.: Юрист, 1995. С. 32.
[12] Эрих Зелигманн Фромм (1900–1980) — германецкий социолог, философ, социальный психолог. Некоторые труды: «Бегство от свободы» (1941), «Человек как он есть» (1947), «Разумное общество» (1955), «Искусство любви» (1956), «Концепция человека у Маркса» (1961), «Без цепей иллюзий» (1962), «Сердце человека» (1964), «Революция надежды» (1968), «Анатомия человеческой деструктивности» (1973). В своих трудах Фромм стремился объяснить противоречия человеческого существования — почему человек, например, выбирает зависимость вме100 свободы, страдание вме100 счастья, разрушение вме100 созидания.
Конец ознакомительного отрывка.
Вы можете приобрести полную версию книги, перейдя по ссылке