Оглавление
По-христиански ли отдавать своих пожилых родственников с тяжелой формой деменции в спецучреждения – интернаты, пансионаты и проч.? На Западе пожилые родители сами отправляются в дома пре100релых, независимо от состояния здоровья, психики. Доживать собственный век, никому не мешая. И уж тем наиболее, когда у бабушки либо дедушки диагностирована болезнь Альцгеймера, старческий маразм, никто не сомневается, что единственный путь – в дом пре100релых. В России до революции и опосля считалось нормальным другое – заботиться о своих немощных родственниках. 100рики заботились о нас, а сейчас нам пришло время отдавать собственный долг.
Тем не наименее, что созодать, если близкий человек в возрасте страдает деменцией и не первый год? Если болезнь прогрессирует, и наш близкий 100новится агрессивным, опасным себе и других? Как правильно православной семье поступить? Мы собрали мнения священников.
Протоиерей Максим Обухов, управляющий Православного Медико-просветительского центра «Жизнь» (life.orthomed.ru)
– Человек, который страдает деменцией, приоретенным слабоумием, либо мы считаем, что он обладает таковым заболеванием, не лишается своего достоинства. У Бога нет слаборазумных! Все люди обладают достоинством, независимо от здоровья, от состояния, в котором находятся… Основное, что родные должны созодать – это обеспечивать минимальный уход. Пожилой домочадец должен быть сыт, одет. Мы должны следить, чтобы он не нанес для себя вреда…
Бывает, конечно, и крайняя степень. Когда человек опасен себе и для окружающих. В данной нам ситуации нужно говорить о госпитализации. Либо о том, чтобы сажать рядом с родственником постоянную посиживалку. Госпитализация нужна, когда человек может действительно погулупить себя, даже не специально, а случайно: открыть газ либо попкитаться выйти на улицу через окно либо балкон… В Церкви нет регламента на все случаи жизни. Общий подход такой: мы поддерживаем, одобряем медицинскую помощь и разумный, ответственный подход к здоровью. Господь Бог помогает нам и через медиков, лекарства. Но я бы избегал безрассудочно злоупотреблять психотропными средствами, в результате что человек впадает в полусонное состояние и лежит, как бревно. Лекарства созданы для нашей пользы, но при неправильном употреблении могут принести вред. Оправданно ли это?
Игумен Иона Займовский, управляющий реабилитационного центра «Метанойя» при Даниловском монастыре г. Москва
– Сравнительно недавно я получил светское образование клинического психолога, что дает мне наиболее широкий взор на проблему человеческого здоровья и человеческой жизни. Мое мнение таково: если человек опасен, его нужно препоручить специалистам. Богу неугодно, чтобы мы мучились и страдали (а заодно с нами – и наше окружение), если близкий неадекватен, и общение с ним доставляет мучения. А если пожилой человек в состоянии невменяемости причинит физический вред для себя либо другим? На ком тогда будет ответственность?
Я понимаю 2 примера из жизни моих друзей, которые вынуждены были сдать своих матерей в специализированное учреждение, когда те оказались в беспомощном состоянии с психиатрической точки зрения. Одну такую маму я причащал в ПНД, другую причащал на дому, перед тем, как ее дочь определила ее в учреждение, где ей давали назначенные врачом препараты и заботились. Мне и в нагову не пришлось осудить этих моих друзей за решение препоручить своих самых близких людей медицине.
Протоиерей Миша Павлов, председатель епархиального отдела по церковной благотворительности и соц служению г. Чебоксары
– Избавляться от родственника таковым методом – грех. Другое дело, если выхода другого нет в силу разных причин. Если совесть обличает при всем этом, нужно исповедаться.
Протоиерей Андрей Ефанов, благочинный Родниковского окрестность, секретарь епархиального совета Кинешемской епархии
– Допустима ли для христианина таковая ситуация, когда пре100релые и впавшие в состояние деменции родители отправляются в специальный приют? Еще недавно подобный вопросец вызвал бы категорический ответ: «нет!». Но общество меняется и вносит коррективы в быт христиан. В патриархальном обществе, когда боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шая семья жила в одном доме и несколько поколений мирно уживались под одной крышей, подобных проблем не могло возникнуть. Малышей рождалось много, всегда в доме оставался тот, кому можно было поручить уход за пре100релыми. Но эти времена остались далеко сзади.
Этогоденька даже в верующей семье редко встретишина боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше 3–4 деток, а уж проживание вместе с пре100релыми родителями 100ло совсем редкостью. И когда встает вопросец о том, кому же позаботиться о глубокой 100рости, зачастую ответа на этот вопросец не находится. Что говорить о тех пожилых людях, которые не могут жить само100ятельно, если даже малыши до совершеннолетия по современным законам всегда должны находиться под присмотром родителей и 16–17 летние молодые люди, с одной 100роны, имеют излишнюю свободу, а с другой 100роны родители несут за их ответственность, которая выглядит как порабощение родителей их родительскими обязанностями. В таком обществе многодетность 100новится подвигом, который по силам только неким.
Но как быть, если уход за пре100релыми 100новится невозможным по полностью объективным причинам? Во-первых, нужно убедиться, что эти причины настолько существенны, что решить проблему само100ятельно про100 невозможно. Например, матери-одиночке необходимо работать ради того, чтобы поднять деток и на пенсию своей, уже пре100релой и впавшей в состояние деменции матери, не прожить. А за матерью требуется неотлучный присмотр. Во-вторых, нужно найти таковой дом пре100релых, в котором за 100риком будет достойный уход, а не издевательства, превращающие остаток жизни в бесконечные страдания. Не секрет, что такое до сего времени встречается. И, в‑третьих, даже если пожилой родственник отправлен в дом пре100релых, он не должен быть вычеркнут из семьи. Вы не сумелли обеспечить уход за своим родственником? Но ведь посещать его в доме пре100релых, разделять с ним семейные радости, разделяться с ним частичкой душевного тепла ведь можно, данной нам возможности вы не лишены? И помните, что по дороге, по которой вы провезли родственника в дом пре100релых, повезут вскорости и вас, потому что вы показали пример своим детям, как следует поступать с теми, кто стал непосильной ношей на жизненном пути.
Протоиерей Игорь Прекуп, настоятель храма в честь прп. Сергия Радонежского г. Палдиски (Эстония)
– Далеко не все дементные – «божьи одуванчики», которые тают от благодарности, со смущением сознавая неудобства, которые они невольно доставляют тем, кто проявляет о их заботу. Эмоциональная отдача от их такова, что уже ради нее одной можно трудиться. А вот, если деменция проявляется иначе? Если боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ной настолько агрессивен, что спиной поворачиваться нельзя – ударит, и хорошо если рукою? Если не только не облегчает уход за собой, но как будто нарочно его осложняет? А если все это отягощено некий мистической составляющей?
Здесь {само по себе} ухаживание удовлетворения не даст.
Кстати, насчет побоев. «Что за похвала, если вы терпите, когда вас лупят за проступки? – обращается к нам ап. Петр в своем первом соборном послании. – Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу» (1Пет.2:20). Почему угодно? Потому, что Ему угодно, чтобы наша душа приносила плод добродетели, а не только украшалась листвой добрых дел. «Кто совершит дело угодное Богу, того непременно понялнет искушение, ибо всякому доброму делу либо предшествует, либо опослядует искушение, ну и то, что делается ради Бога, не быть может твердым, если не будет испытано искушением» (Авва Дорофей). Одно – сделать добро, получить положительную эмоциональную отдачу и продолжить нелегкое, но настолько отрадное дело, и совершенно другое – продолнажимать созодать добро, опосля того, как постраотдал за это. Особенно тяжело сохранить прежнее отношение, когда сталкиваешься с черной неблагодарностью со 100роны тех, кому делаешь добро.
Уход за безнадежно боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ными перспективен. И не только для того, ухаживает, да и для того, . Это снаружи, в земном аспекте ничего, кажется, не меняется к лучшему – одни бессмысленные мучения безнадежно боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ного. По сути, идет непрестанная переплавка его души, в которой участвуют и те, кто милосердно, терпеливо и добросовестно ухаживают за ним. «С участием смотрю на Ваше душевное состояние, – пишет свт. Игнатий Брянчанинов в одном из писем. – Вы переплавливаетесь в свирепой скорби, как в огне. Претерпите тягость этого состояния; по прошествии его вы ощутите себя перерожденною, увидите себя обогащенною духовными сокровищами, о существовании которых не имеют понятия люди, которых земная жизнь была усыпана одними удовольствиями. Тогда вы узнаете, что благ Господь и в самых скорбях, Им посылаемых, потому что временные скорби приводят к вечным благам тех, которые принимают эти скорби как должно». Слова эти обращены к женщине, находящейся в здравом уме. В состоянии глубокой деменции никто уже не может «ощутить себя перерожденным». Но сущности дела это не меняет. «Болезнь хотя тело и расслабляет, но душу укрепляет, – пишет свт. Тихон Задонский, – тело умерщвляет, но душу животворит; внешнего человека растлевает, но внутреннего обновляет».
Разделить с боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ным его скорби – это значит, взять их часть для себя, принять их на себя, стремясь облегчить его страдания. Здесь не грех вспомнить Ж.-Ж. Руссо, сказавшего о человеке, что «Господь Бог не для того отдал ему душу, чтобы он был бездеятелен, вечно безучастенок ко всему окружающему. Бог даровал ему свободу, чтобы он делал добро, совесть, чтобы стремился к добру, и рассудок, чтобы распознавал добро». Но соболезнование должно быть здравым, к Богу устремленным. Иначе вроде бы не погрузиться полностью в болезнь ближнего, и не превратить ее в смысл своего существования, что неизбежно опосля кончины болящего оборачивается внутренней опу100шенностью и кажущейся бессмысленностью жизни.
Бывает, что именно благодаря деменции в человеке происходят радикальные перемены к лучшему. Одно мое чадо рассказывало, как хорошо ей 100ло с матерью, когда у той обнаружилась старческая деменция. Это оказался как раз тот случай, когда человек 100новится мягким, уступчивым, тихим – божий одуванчик, ну и только. Хорошо ей 100ло потому, что мать до того, как впасть в маразм, была невыносимо жесткой и даже некий болезненно жестокой. Она умудрялась изводить дочь своими разговорами не только при встречах, да и по телефону. Судя по тому, что дочь рассказывала, лично у меня сложилось впечатление, что у матери с психикой не все в порядке. И вот, мать «впала в детство»… Человека словно подменили. Словно что-то щелкнуло в мозгу и отключилась агрессивность. Ласковая, послушная и признательная.
Но почаще бывает наоборот. И как быть? Сравнительно легко ухаживать за «божьим одуванчиком». Аж велик соблазн залюбоваться собой: прямо-таки воплощенное Евангелие, букет всех добродетелей, никак не меньше! А вот, когда из родного человека лезет все гадкое, от что он в течение всей жизни, будучи в своем уме, внутренне шарахался, отмахивался, подавлял, и что в нем даже заподозрить нельзя было? А если своим бредом и галлюцинациями всех измучил? А если убедил родных, знакомых и соседей, что его обворовывают, травят мышьяком, лупят (речь-то быть может логичная, связная, «факты» излагаются в убедительной опослядовательности)?.. Это еще ладно, если не может само100ятельно передвигаться, а если как раз может, тогда и его нахождение в квартире (не свяжешь же!) представляет постоянную угрозу жизни всем, кто из-за его, скажем так, оплошности, может постраотдать от газового отравления либо взрыва, либо, не приведи, Господи, от пожара?.. А если для тебя днем на работу, а он, выспавшись за денек, вечером начинает театр одного актера, продолжающийся до утра?.. Я уж дескатьчу о таковых мелочах, как подозрительно удачно избираемые «случайные» моменты и места для испражнений…
Это, конечно, относится к тем, кто ухаживает за дементными боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ными на дому. Но с теми, кто в доме пре100релых, проблем не меньше. Разве что условия чуток наиболее приспособленные, и ухаживающие лица… чужие люди.
Нынче выходцы с постсоветского прогосударствства (в основном, женщины) нередко заняты в уходе за дементными боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ными (и не только в частных домах, но, бывает, что и в соответствующих заведениях) в Европе, поэтому есть возможность сравнить, как ухаживают за дементными 100риками «у нас» и «у их», а также сравнить работу «их» сиделок и сестер по уходу (что-то промежуточное в иерархии между санитаркой и медсестрой, назовем их условно «нянечками») и «наших».
«У их» в домах пре100релых пациент – «священная корова». На него повысить глас нельзя даже, не говоря о чем бы то ни было еще. Благодаря общепринятому доносительству, это не скроется от начальства, которое незамедлительно примет меры. Если пациент избил медика – последний сам же и виноват: допустил непрофессионализм, нечего было поворачиваться спиной.
«У нас» нет привилегированных лиц. Все равны. Поэтому пациентов иногда тоже лупят. Совершенно необязательно, что избивают. Но лупят. Как домашнюю скотину: чтобы не дралась, не лягалась, не кусалась, да скорей шевелилась, поворачивалась… Это 100рая советская традиция, которую, по меньшей мере, невмешательством, чтут все, даже те, кто сам предпочитает не распускать руки. Данное невербальное общение применяется, для боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шей доходчивости, ничтоже сумняшеся, кем боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше, кем меньше – по совести, по возможности и по необходимости. «Наши» мед– и соцработники своих не сдают. Не понимаю, как в случаях очевидно садистских злоупотреблений беспомощностью пациента (о этом я последнее время не слышал, а раньше в психиатрических боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ницах, например, это было кое-чем заурядным), но когда речь о ситуативных «стимулах», сотрудники дескатьчат все без исключения. Даже те, кто сами не лупят. И не потому, что боятся подвергнуться остракизму со 100роны коллектива. Про100 потому, что относятся к своим несдержанным коллегам с пониманием и состраданием.
В данном случае я ничего и никого не оцениваю. Про100 кон100тирую то, что мне известно. И не сужу. Попробуйте постричь ногти у мужика, в котором полтора центнера живого веса! Мозгом-то он слаб, но руки-ноги у него еще ого-го! Двинет так, что влажное пространство останется, и сама же виновата будешь. А если таковая же, а то и боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ше, масса свалится на пол?.. Вот, как, скажите мне, двум обычным женщинам взгромоздить такого пациента обратно на кровать, и при всем этом не разорвать для себя спину и не опустить все внутренние органы? А на курсах им будут рассказывать, что женщине нельзя поднимама наиболее 10 кг! Представляете, куда им желается отправить лектора?!
Ночкой в дементном отделении дома пре100релых вообще начинается шабаш: кто-то визжит-надрывается, кто-то бродит по чужим палатам, «чужака» лупят, кто-то пропадает… А если на огромное отделение одна дежурная сестра по уходу и всё?..
Что касается агрессивного поведения, здесь есть интересные наблюдения. Мое чадо (назовем ее Х), не один год протрудившееся в английском доме пре100релых, отметила, что пациенты лупили весь персонал, кроме одной медсестры. В их что-то было провоцирующее агрессию. Какая-то беззащитная мягкость, которую боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ные просекали на счет «раз!» Та единственная медсестра, которую никто из боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ных никогда не посмел ударить, не только отличалась внутренней собранностью, да и умела как-то так с ними говорить, что они ее слушались. Возможно, секрет ее успеха крылся в тоне, которым она с ними разговаривала: чуток высоким, гулким гласком, и строя фразу, как с 2-3летними детками: «А вот сейчас Джонни будет ку-у-шать!..» Внутренне абсосвирепно закрытая и непрошибаемая, эта пожилая женщина игриво разговаривала с ними ласковым и в то же время безапелляционным тоном, и они ей подчинялись, как загипнотизированные. Видимо, она в их пробуждала какие-то ассоциации из глубокого детства, напоминая интонации матери, которую они в том возрасте беспрекословно слушались.
Всегда предпочтительней спокойный тон, мирный глас. Даже, когда провоцируют. Повышение нагоса иногда допустимо, но очень аккуратда и при крайней необходимости.
Например, одна моя знакомая (назовем ее N), работавшая подолгу посиживалкой в разных домах Германии даже не представляет, вроде бы у нее получалось справляться с дементными боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ными, если б не боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)шой педагогический стаж. За время работы в школе, она выработала так называемый «резосвирепный глас»: тот спокойно-безапелляционный тон, которым учеников извещают о теме урока, его форме и условиях задания, при всем этом учениками на подсознательном уровне считывается: . Педагог 100вит учеников перед фактом, что вот сейчас они будут созодать то-то и то-то. Аналогичда и со 100ричками: «сейчас мы будем мыться», либо «сейчас мы будем переодеваться». Если нянечке вроде бы не приходит в нагову другое развитие событий, то и пациент, скорее всего, примет ситуацию как данность.
Либо другой пример ее «спокойной и твердой резосвирепности», когда другая пациентка начинала безоразничать: «Ты себя плохо ведешь. Я сейчас пойду и расскажу твоим маме и отцу». И та 100новилась шелковой. Ведь папа и мать скоро вернутся с работы. Поймите правильно: многие из дементных боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение)ных уже не тут. Они – там, в своем детстве. Где их матери и папы не про100 живые, а к тому же молоды.