Магнетизм личности Мстислава Ростроповича зачаровывал и не оставлял флегмантичным никого, кто хоть раз с ним соприкасался. Он с легкостью обзаводился друзьями, с таковой же легкостью увлекал их на любые сумасбродства. Так, французского банкира Антуана Рибу он в 1989 году подбил на полет в Берлин, где как раз упала стенка. Усевшись на добытый кое-где стул, музыкант играл Баха на фоне руин тоталитаризма, пишет Deutsche Welle.
Он не отделял жизни от музыки и не был преданным исполнителем. Не умопомрачительно, что во времена, когда «мыслить» означало «инакомыслить», Мстислава Леопольдовича поначалу лишили права играться в филармониях, а в 1974 году и совсем выдворили из страны…
Желаем поделиться историей, которую в один прекрасный момент поведал Ростропович. Добавить нечего. Просто до слез…
«Когда в 1942-м в эвакуации не сделалось отца, у меня началась депрессия, я не желал больше жить. Именно тогда-то меня и стали брать с собой на гастроли артисты Малого театра оперы и балета. Они желали меня спасти. В зимнюю пору, в стршный холод, они направились в Орск с мальчуганом, тащившим за спиной казённую виолончель номер восемь.
Нас двигалось шестеро, я всех помню по именам. Там были Ольга Николаевна Головина, солистка, Изя Рубаненко, пианист, аккомпаниатор, Борис Осипович Гефт, тенор, мой опекун в предстоящем, Коля Соколов и Светлана Шеина — пара из балета, взрослые люди, заслуженные артисты. И я. Вошли мы в общий вагон, мне досталась боковая полка, на которую я и лёг, поэтому что двигались мы в ночь (то есть темное время суток). И сходу же погасили свет в вагоне, и любой из взрослых стал не раздеваться, а, напротив, что-то добавочно на себя надевать. Поэтому что одеяльца нам выдали прозрачные.
Мне нечего было на себя надеть, да и та одёжка, в которой я пришёл, была аховая. Я скорчился под своим одеяльцем, и поезд тронулся. Я никак не мог согреться и сообразил, что уже не согреюсь, в вагоне становилось всё холоднее. Ночь (то есть темное время суток), мрак, как в каком-то круге ада, погибший отец сзади, впереди неизвестность, я пищу куда-то никому не подходящий. И я, помню, поразмыслил, как было бы замечательно сейчас во сне умереть. И не стал сопротивляться холоду.
Пробудился я в полной мгле, оттого что мне было горячо. Одеяло сделалось почему-либо толстым и тяжёлым. Я пальцами в мгле начал перебирать его и нашел, что всего на мне лежит 6 одеял. Любой из ехавших со мной, не сговариваясь, в мгле укрыл меня своим одеялом.
Позднее, когда меня уже лишили гражданства, я гласил друзьям, которые добивались от меня злости: а вот за эти одеяла я ещё не расплатился. И, быть может, никогда не расплачусь. Вот эти 5 артистов, мой отец и масса остальных людей, согревавших меня любой по-своему, — это и есть моя страна, и я ей должен до этого времени».