Бернард Лаун — всемирно узнаваемый южноамериканский врач-кардиолог. Конкретно благодаря его изобретению раз в год выручают тыщи жизней во всем мире. Речь о дефибрилляторе. Широкую известность получила также книжка Лауна «Утерянное искусство врачевания». Создатель предназначил ее «недугам», поразившим, по его воззрению, систему здравоохранения и самих докторов.
…Слово — самый мощнейший инструмент в руках доктора. Но слова, подобно обоюдоострому кинжалу, могут как лечить, так и ранить.
В первый раз я стал очевидцем трагической силы слов в самом начале карьеры. Я лишь что начал работать кардиологом в поликлинике Питера Бента под управлением доктора Самуэля Левайна, который раз в недельку совершал обход амбулаторных нездоровых, чтоб посодействовать лечащим докторам разобраться в сложных вариантах, уточнить диагнозы (заключение о сущности болезни и состоянии пациента, выраженное в принятой медицинской терминологии) и скоординировать способы исцеления. Он вытерпеть не мог длинноватых обсуждений и добивался лаконичного и точного изложения препядствия. С помощью одного-двух буквально поставленных вопросцев Левайн выяснял самую сущность препядствия. Ответы пациентов тоже постоянно отличались краткостью и были полностью исчерпающими, в то время как в беседе со мной они были словоохотливы и далековато не постоянно точны.
То, как доктор Левайн создавал физический осмотр, заслуживает отдельного описания. Он делал это поразительно стремительно — короткая пальпация вершины сердца, перкуссия нижней части грудной клеточки, краткосрочная аускультация с помощью стетоскопа, а потом лаконичный диалог с пациентом. Венцом всех этих действий был четкий диагноз (медицинское заключение об имеющемся заболевании). Потом, сказав пациенту несколько ободряющих слов, Левайн переходил к иной кровати. Его осмотры изредка продолжались наиболее 5 минут, но я постоянно успевал научиться чему-то принципиальному.
* * *
Стоял горячий июльский денек, один из тех, за которыми обычно наступает похолодание. В то утро мы осматривали пациентку, даму в возрасте немногим наиболее 40 лет, которая наблюдалась в поликлинике уже наиболее 30 лет. Левайн вылечивал ее, когда она была еще ребенком, — в детстве у нее случилась ревматическая атака — приступ ревматизма, приведший к сужению трехстворчатого клапана. Этот клапан размещен в правой половине сердца, и при его сужении кровь (внутренняя среда организма, образованная жидкой соединительной тканью. Состоит из плазмы и форменных элементов: клеток лейкоцитов и постклеточных структур: эритроцитов и тромбоцитов) поступает назад к печени, брюшной полости и конечностям, не попадая в легкие. Пациенты со стенозом трехстворчатого клапана не мучаются одышкой, но у их нередко наблюдается вспучивание животика, что симулирует исходную стадию беременности.
Миссис С. стремительно утомлялась от физического напряжения, но ее легкие работали исправно, потому она спала без доп подушек. Хотя ноги и животик у нее отекали, она работала библиотекарем. Левайн с симпатией относился к данной для нас пациентке, восторгался ее мужеством и стоическим отношением к актуальным трудностям и в один прекрасный момент произнес мне: «Это весьма приличная и смелая дама». Для Левайна такое выражение эмоций было больше, чем просто любезность. Миссис С., которая тоже не различалась многословностью, в один прекрасный момент призналась, что держится в главном благодаря собственному доктору.
В тот денек, когда случилась катастрофа, у миссис С. наблюдался застой мочи. Это свидетельствовало о сопротивлении организма диуретической инфекции (Термин означает различные виды взаимодействия чужеродных микроорганизмов с организмом человека) и о том, что почки уже вывели всю лишнюю жидкость. Вес ее был размеренным, что чудилось очень обнадеживающим, потому что она повсевременно худела из-за отвратительного аппетита.
Как обычно, она была полна оптимизма и ожидала, что доктор Левайн совершит еще одно волшебство. В то утро у него было весьма много работы, и он весьма спешил. У кровати миссис С. доктор провел особенно не много времени, а осмотр был очень формальным. Не считая того, вокруг него толпилось много докторов, старающихся поймать каждое слово учителя, что делало чувственную атмосферу в палате еще наиболее противной. Левайн стремительно выпалил, что у данной для нас пациентки СТ — на мед жаргоне это значит «стеноз трехстворчатого клапана». Когда практически все докторы покинули палату, эта постоянно размеренная дама очень разволновалась и, оставшись наедине со мной, произнесла:
— Все, это конец.
Я попробовал было успокоить ее, но она в страхе произнесла:
— Доктор Левайн произнес, что у меня СТ.
— Да, естественно, у вас СТ, — подтвердил я. Услышав эти слова, она залилась слезами.
— А что, по-вашему, значит СТ? — задал вопрос я.
Услышав ответ, я чуть сдержался, чтоб не расхохотаться.
— Это значит «смертельный токсикоз».
Я растолковал, что доктор Левайн употреблял эту аббревиатуру, имея в виду стеноз клапана, но пациентка не слушала меня. Все мои пробы переубедить ее были безуспешны. Нежданно ее дыхание сделалось частым и томным. В первый раз она не смогла лечь на спину, потому что ей не хватало воздуха.
Осмотрев миссис С., я услышал мощные хрипы, свидетельствующие о застое в легких. Но ведь всего минутку вспять они были полностью незапятнанными! Рентгенологическое исследование подтвердило наличие в легких огромного количества воды. Пациентку срочно перевели в отделение интенсивной терапии (терапия — процесс, для снятия или устранения симптомов и проявлений заболевания), но ни доп кислород, ни уколы морфия, ни диуретические препараты не помогали.
Я набрался храбрости и позвонил Левайну. Он выслушал меня, но, судя по голосу, не очень поверил моему рассказу. Ни у 1-го из его пациентов со стенозом трехстворчатого клапана схожих симптомов не наблюдалось. Но Левайн пообещал проведать миссис С. в семь часов вечера, окончив прием личных пациентов. Но доктор не успел — незадолго до его прихода она скончалась от отека легких. Пациенты со стенозом трехстворчатого клапана никогда не погибают так стремительно. Они угасают равномерно, и у их не бывает застойных явлений в легких, соответствующих для стеноза левого клапана. Но у миссис С. левый клапан был совсем здоров. Узнав о ее погибели, я длительно не мог придти в себя, сраженный своим бессилием.
Позднее я не раз сталкивался с схожей, хотя наименее трагичной, реакцией на слова доктора. Работая практикантом в отделении кардиологии, я совершал обход с доктором, лечившим пациента опосля недавнешнего сердечного приступа. Было начало ноября, и пациент задал вопрос у доктора, выпишут ли его до Денька Благодарения (Денек Благодарения, крайний четверг ноября, официальный праздничек в США (Соединённые Штаты Америки — государство в Северной Америке) в честь первых колонистов Массачусетса). Доктор дал ответ, что пациенту повезет, если его выпишут к Рождеству. Он не успел договорить эту фразу — пациент в один момент растерял сознание от резко усилившегося сердцебиения. Его с трудом удалось привести в чувство, и, как выяснилось, у него чуть не тормознуло сердечко.
В большенный поликлинике фактически нереально уберечь пациента от того, чтоб он никогда не услышал бездумных либо неверных заключений. Думаю, что слова могут ранить так же, как физические деяния.
Помню, как в один прекрасный момент я осматривал пациента, весьма медлительно выздоравливавшего опосля сердечного приступа. Он показался мне совсем упавшим духом, и, по-видимому, у него развивались застойные явления. Так как для такового ухудшения не было никаких основании, я решил, что над ним довлеют какие-то домашние препядствия.
— Мистер Джексон, почему вы так подавлены? — задал вопрос я.
— Хоть какой на моем месте был бы подавлен, услышав то, что я услышал сейчас днем, — дал ответ он.
— Что все-таки вы услышали?
— Интерн произнес мне, что я перенес сердечный приступ, младший помощник гласил о инфаркте миокарда, старший доктор именовал это тромбозом коронарных сосудов, а лечащий доктор обусловил, что я перенес острый приступ ишемии (местное малокровие, чаще обусловленное сосудистым фактором). Господи, неуж-то человек с таковым нездоровым сердечком, как у меня, имеет шансы выжить? Но ужаснее всего другое: когда я задал вопрос медсестру, что все-таки со мной, она ответила, что мне лучше этого не знать, — заключил он.
Все перечисленные определения по сути просто отражают одно и то же болезнь, но пациенту этого не разъяснили, и он представил самое худшее.
Доктор не должен оставлять пациента в ужасе и незнании, но, к огорчению, это происходит практически постоянно.
Работая консультантом по сердечно-сосудистым болезням, я встречался со почти всеми пациентами, которым требовалось выяснить мировоззрение другого доктора по поводу операции на сердечных клапанах либо шунтирования. Они практически постоянно очень беспокоились и были испуганы. Но, как я сообразил, главной предпосылкой беспокойства было недопонимание слов, которые употреблял их лечащий доктор.
За крайние годы я собрал огромное количество фраз, которые, будучи услышанными из уст докторов, весьма стращают пациентов. На нынешний денек их у меня уже несколько сотен. Вот самые всераспространенные:
«Вы живете в кредит».
«Ваша жизнь катится под гору, как снежный ком».
«Последующий удар сердца быть может вам крайним».
«Каждую минутку у вас может случиться сердечный приступ либо чего-нибудть похуже».
«Ангел погибели накрыл вас своим крылом».
Я слышал огромное количество вариантов фраз типа: «У вас в груди бомба с часовым механизмом» либо: «Вы — ходячая бомба с часовым механизмом». Эксперт из отделения кардиологии указал на закупоренную артерию (то есть кровеносного сосуда несущего кровь от сердца к органам) на ангиограмме и произнес супруге пациента: «Этот суженный кровеносный сосуд именуют вдовьей артерией». Иной пациент говорил, как его доктор в один прекрасный момент заявил: «Мне даже жутко помыслить о вашей анатомии».
Пациент, перенесший сердечный приступ и отказавшийся от шунтирования, произнес: «Доктор не гарантирует, что мой последующий приступ не будет крайним». Другого пациента уверяли лечь на операционный стол словами: «Операцию нужно создать немедля, идеальнее всего вчера».
В отделение скорой помощи привезли пациента с сердечным приступом. У него была выраженная желудочковая тахикардия — суровое нарушение сердцебиения. Самым ужасным его воспоминанием был вопль дежурного доктора: «Мы теряем его! Мы его на данный момент потеряем!».
И это только малая часть примеров. Мне жутко от того, что я слышу подобные слова и фразы все почаще и почаще. Время от времени пациенты могут не направить на их внимания, но бывают случаи, когда такие слова приносят нескончаемое горе.
Создатель: Бернард Лаун
По материалам: Избранное